Самоанализ К. Хорни

Цель психоаналитической терапии состоит в разрушении вымышленного образа, который сковывает человека, отгораживает его от мира и других людей. Одновременно терапевт старается нащупать основные черты реального "я", заставляет пациента вернуться к нему, придав ему моральную значимость.

Невротические черты личности

Восстановление душевного здоровья должно идти по двум линиям.

Первая - освобождение от тирании "идеализированного я", а вторая - самоанализ. Смена социальных ролей в семье, коллективе, общественной организации помогает приблизится к "реальному я". Терапия, по Хорни, не замыкается в стенах психоаналитического кабинета. Одна должна осуществляться в жизни самим пациентом, который, по совету врача, меняет профессию, образ жизни, перестраивает отношения с близкими людьми.

В соответствии со своей моделью социальных потребностей Хорни выделяет четыре распространенных невротических черты личности:

Первая - стремление завоевать любовь, одобрение других. Бессознательно человек руководствуется принципом: "Если вы любите меня, то вы не сделаете мне зла". Он любой ценой хочет заслужить одобрение, тратит массу усилий, чтобы нравиться, вызывать восхищение. Чувствителен к малейшим признакам невнимания. Обижается, если его не пригласили туда, куда он, в сущности, и не хотел идти, не упомянули в каком-то выступлении. Невротическое недоверие, враждебность к миру проявляются здесь в том, что человек требует любви и внимания от других, но сам внутренне пуст, не способен излучать тепло.

Он лишь притворяется любящим и внимательным. Постепенно усиливается противоречие: чем больше человек старается привлечь к себе симпатии окружающих, тем он менее приятен в общении и тем больше им пренебрегают. Таким образом, естественное, в принципе, желание заслужить похвалу, превращается в невротическую зависимость от одобрения или неодобрения других.

Вторая невротическая черта - стремление к власти. Здесь бессознательный мотив такой: "если я сильнее вас, вы не сможете мне навредить". Стремление к власти может быть связано и с осознаваемыми мотивами. Но у невротика оно вырастает на основе страха, беспокойства, чувства неполноценности. Будучи неуверен в себе, он боится, чтобы другие не заметили его неуверенности. Поэтому он хочет быть правым во всем, превосходить всех конкурентов. Он подчеркивает свое право руководить. Даже в группе друзей он пытается навязать свое решение. Сексуальные отношения служат для него средством самоутверждения.

Третья черта - невротический уход. Человек стремится быть независим от других. Проявляет подчеркнутое безразличие к оценкам его поступков. Его принцип: "Если для меня неважно мнение других, то они для меня не опасны".

Четвертая черта - невротическая уступчивость. Чувство неуверенности заставляет принимать чужие мнения. Человек готов выполнить любую работу, принять любой совет, уступить внешнему давлению. Он вступает в любовную связь, если другой на этом настаивает, покупает ненужный товар, не имея силы отказать продавцу. Принцип уступчивого невротика: "если я подчиняюсь другим, уступаю им, они не будут мне вредить".

Базовый конфликт, непреходящее беспокойство, являются, согласно Хорни, причиной неустанных поисков, самосовершенствования, но при неблагоприятных условиях превращаются в невротический страх.

Психотерапевтические методы, самоанализ

Психоанализ для Хорни - прикладная наука и практическая психотерапия. Люди обращаются к психоаналитику потому, что чувствуют неспособность справиться с жизнью. Долг психоаналитика состоит в том, чтобы помочь им наладить отношения с другими.

Психоанализ, по мнению Хорни, не может излечить болезни цивилизации, но способен прояснить некоторые противоречия, страхи, выявить уязвимые места психики.

Разрабатывая свои психотерапевтические методы, Хорни делает акцент не столько на внушении, сколько на интеллектуальном и моральном воздействии.

Врач должен проникнуться интересом к личности больного. Ему нужно уметь чувствовать характер человека. Существуют ситуационные неврозы, но наиболее сложную проблему составляют "неврозы характера", обусловленные структурой психики больного. Чтобы понять причину невроза, нельзя упустить ни одной существенной детали в истории болезни.

Работа врача напоминает работу сыщика. Пониманию сущности невроза предшествует толкование множества симптомов и ассоциаций. Врач не должен давать прямых рекомендаций, а работать с пациентом, преодолевая его сопротивление, обсуждая его возможные практические шаги в бытовой и профессиональной сфере. Нужно серьезно отнести к страхам больного, научить его с ними бороться. Помощь психоаналитика сравнима с дружеским участием.

Независимо от того, какой применяется способ (индивидуальный, групповой, самоанализ), цель лечения состоит в том, чтобы индивид становился менее эгоцентричным, более надежным в человеческих отношениях, чтобы укреплялась его вера в себя. Согласно Хорни, нет такого понятия, как завершенный анализ. Жизнь есть борьба, развитие и рост, а анализ есть лишь один из способов, который может помочь в этом процессе.

Самоанализ — это попытка быть и пациентом и аналитиком одновременно, а потому желательно обсудить задачи каждого из участников аналитического процесса. Следует, однако, иметь в виду, что речь здесь идет не только о совместной работе аналитика и пациента, но и о человеческих взаимоотношениях. То, что в анализе участвуют два человека, оказывает значительное влияние на работу каждого.

Задачи пациента

Перед пациентом стоят три основные задачи:

1. Выразить себя как можно полнее и искреннее
2. Понять собственные бессознательные движущие силы и их влияние на свою жизнь
3. Выработать способность изменять установки, нарушающие его отношения с самим собой и окружающим миром

Полное самовыражение достигается с помощью свободных ассоциаций. Благодаря оригинальному открытию Фрейда свободные ассоциации, прежде использовавшиеся только в психологических экспериментах, теперь могут применяться в терапии. Свободное ассоциирование означает попытку пациента высказывать, ничего не скрывая, и по мере появления все, что в данный момент приходит ему в голову, не обращая внимания, является ли, или кажется, это банальным, не относящимся к делу, бессвязным, иррациональным, нескромным, бестактным, неловким или унизительным.

«Все» здесь следует понимать буквально. Оно включает в себя не только мимолетные и смутные мысли, но и конкретные идеи и воспоминания, например о событиях, происшедших с пациентом после последнего сеанса, воспоминания о переживаниях в тот или иной период жизни, мысли о себе и других, реакции, относящиеся к аналитику или к аналитической ситуации, размышления на темы религии, морали, политики, искусства, желания и планы на будущее, прошлые и нынешние фантазии и, конечно, сновидения.

Особенно важно, чтобы пациент рассказывал обо всех возникающих чувствах, таких, как нежность, надежда, торжество, разочарование, облегчение, подозрение, гнев, — равно как и высказывал любую другую неясную или конкретную мысль.

Разумеется, у пациента по той или иной причине могут возникать возражения против высказывания определенных вещей, но ему следует проговаривать эти возражения, а не использовать для утаивания тех или иных мыслей и чувств. Свободное ассоциирование отличается от нашего привычного способа думать или говорить не только своей откровенностью, но и очевидным отсутствием направления. Когда мы обсуждаем какую‑либо проблему, говорим о своих планах на конец недели, объясняем цену товаров покупателю, мы стараемся как можно ближе придерживаться сути вопроса.

Из разнообразного потока мыслей, которые проносятся в нашем уме, мы склонны отбирать и высказывать те, которые имеют отношение к данной теме. Даже когда мы разговариваем с самыми близкими друзьями, мы отбираем, что сказать, а что опустить, причем часто этого не сознавая. Что же касается свободного ассоциирования, то это попытка выражать все, что только приходит на ум, не думая о том, куда это заведет. Как и многие другие человеческие усилия, свободное ассоциирование может быть использовано и в конструктивных целях, и в целях создания препятствий анализу.

Если пациент определенно настроен раскрыться перед аналитиком, его ассоциации будут полны смысла и дадут обильную пищу для предположений. Если же пациент имеет веские причины «не замечать» определенных бессознательных факторов, его ассоциации будут непродуктивными. Эта «незаинтересованность» пациента может настолько возобладать, что реальный смысл свободных ассоциаций обернется полной бессмыслицей.

Результатом этого будет поток ничего не значащих обрывков мыслей, которые являются не более чем пародией на истинную цель свободного ассоциирования. Поэтому ценность свободных ассоциаций целиком зависит от того душевного состояния, которым они продиктованы. Если речь идет о нацеленности на абсолютную откровенность и искренность, о решимости вглядеться в суть своих проблем и готовности открыться другому человеку, то тогда этот процесс вполне может служить цели, которая, собственно, и ставилась.

В общих словах, эта цель заключается в том, чтобы дать возможность аналитику и пациенту понять, как совершается психическая работа последнего, и благодаря этому понять структуру его личности. Однако с помощью свободных ассоциаций можно выяснить и конкретные вопросы — значение приступа тревоги, внезапной усталости, тех или иных фантазий и сновидений, почему пациент чего‑то не помнит, почему у него бывают внезапные приступы обиды на аналитика, почему прошлым вечером в ресторане он почувствовал тошноту, был бессилен с женой или косноязычен в дискуссии. Пациент должен постараться заметить, что с ним происходит, когда он думает на эту конкретную тему.

Основная задача аналитика

Основная задача аналитика — помочь пациенту понять себя и переориентировать свою жизнь в той мере, в какой он сам считает это необходимым. Чтобы получить более четкое представление о том, что аналитик делает для достижения этой цели, целесообразно разделить его работу на категории и рассмотреть каждую из них в отдельности. В его работе условно можно выделить пять основных разделов: наблюдение, понимание, интерпретацию, помощь в преодолении сопротивления, обычную человеческую помощь.

Наблюдения аналитика в чем‑то не отличаются от наблюдений любого внимательного человека, но в чем‑то имеют специфический характер. Как и любой другой человек, аналитик будет наблюдать некоторые общие черты поведения пациента, как‑то: отчужденность, теплота, ригидность, спонтанность, неповиновение, угодливость, подозрительность, уверенность, самоуверенность, робость, жестокость, чувствительность.

Уже и процессе выслушивания пациента аналитик без специальных усилий получит общее о нем представление: способен ли он дать волю своим чувствам или держится напряженно и скованно; излагает ли он свои мысли упорядоченно, контролируя себя, или же перескакивает с одной мысли на другую и рассеян; делает ли он абстрактные обобщения или приводит конкретные детали; высказывается ли он пространно или по существу; говорит ли он спонтанно или же предоставляет инициативу аналитику; повторяет ли он общепринятые мнения или выражает то, что действительно думает и чувствует.

При более прицельном наблюдении аналитик, во‑первых, извлекает информацию из того, что рассказывает ему пациент о своих переживаниях, прошлых и настоящих, об отношении к себе и взаимоотношениях с другими, о своих планах, желаниях, страхах, мыслях. Во‑вторых, он получает информацию, наблюдая за поведением пациента в своем кабинете, ибо каждый пациент по‑своему реагирует на договоренности об оплате, времени приема, на обязанность лежать на кушетке и прочие объективные условия анализа.

И каждый пациент реагирует по‑разному на то, что его подвергают анализу. Один пациент считает анализ интересным интеллектуальным занятием, но отвергает мысль, что действительно в нем нуждается; другой относится к нему как к унизительной процедуре; третий же гордится им как некой особой привилегией. Кроме того, пациенты проявляют самое разное отношение к самому аналитику, с таким же разнообразием индивидуальных оттенков, как в прочих человеческих отношениях.

Наконец, пациенты проявляют нерешительность в своих реакциях — от едва заметной до значительной; уже сама по себе эта нерешительность может говорить о многом. Оба источника информации — сообщения пациента о себе и непосредственное наблюдение за его поведением — дополняют друг друга точно так же, как это происходит в любых взаимоотношениях.

Даже если мы хорошо знаем историю жизни человека и все особенности его нынешних отношений с друзьями, женщинами, его деловые качества и политические взгляды, наше представление о нем станет намного полнее и яснее, если мы встретим его лично и увидим его в действии. Необходимы оба источника — и каждый из них одинаково важен.

Интерес аналитика не сосредоточен на какой‑то одной стороне личности пациента, даже той, что нарушена, а обязательно охватывает личность в целом. Поскольку он хочет понять структуру целиком и поскольку он не знает заранее, что более важно, а что — менее, его внимание должно поглотить как можно больше факторов. Специфические наблюдения аналитика проистекают из его цели — распознать и понять бессознательные мотивы пациента.

Пациент старается раскрыть себя перед аналитиком, а аналитик стремится понять и, если считает это уместным, сообщает свою интерпретацию пациенту. Затем он делает предположения о возможном значении полученного материала, и они оба стараются проверить обоснованность этих предположений.

Они пытаются понять, например, верна ли данная интерпретация только в определенном контексте или же имеет универсальное значение, следует ли ее смягчить или же она правомерна только при определенных условиях. До тех пор пока преобладает такой дух сотрудничества, аналитику сравнительно легко понимать пациента и сообщать ему свои открытия. Настоящие трудности возникают тогда, когда, выражаясь техническим языком, у пациента развивается «сопротивление».

Если же развивается сопротивление, интерпретационная работа и косвенное руководство могут оказаться недостаточны, и тогда аналитик, без сомнения, должен взять руководство на себя. В такие периоды его задачей является, во‑первых, распознать сопротивление как таковое и, во‑вторых, помочь распознать его пациенту. Он должен не только помочь пациенту увидеть, что тот занят защитной борьбой, но также выяснить — с помощью пациента или без, — что именно пытается отвратить последний.

Он делает это, мысленно возвращаясь к предыдущим сеансам и пытаясь обнаружить, что именно могло задеть пациента перед сеансом, на котором впервые проявилось сопротивление. Иногда это сделать легко, иногда крайне трудно. Начало сопротивления может оказаться незаметным. Помощь, которую может здесь оказать аналитик, заключается в том, чтобы показать пациенту его тактику отступления и подтолкнуть к детальной проработке всех последствий, которые эта наклонность имеет для его жизни. Как уже отмечалось, с наклонностью можно справиться лишь в том случае, если ее степень, интенсивность и значение полностью ясны пациенту.

Во всех неврозах настоящая уверенность в себе очень ослаблена. Ее замешают фиктивные представления о собственном превосходстве. Пациент же в разгар своей борьбы не может провести различие между ними. И здесь важна поддержка  аналитика и его вера в пациента. Подрыв его раздутых представлений о себе означает разрушение веры в себя. Он сознает, что является далеко не таким праведным, любящим, могущественным, независимым, как думал раньше, но не может принять себя, лишенного ореола. И в этот момент ему как никогда нужен кто‑то, кто не теряет веры в него, даже если сам он ее потерял.

Говоря общими словами, человеческая помощь, оказываемая аналитиком пациенту, похожа на то, что человек может дать своему другу: эмоциональную поддержку, ободрение, заинтересованность в его счастье. Это может стать у пациента первым опытом возможности человеческого понимания, первым случаем, когда другой человек видит в нем не только зависть, подозрительность, цинизм, претенциозность, лживость, но, отдавая себе полный отчет в этих наклонностях, по‑прежнему относится к нему с симпатией и уважает его за борьбу и стремление измениться. И если аналитик доказал, что он надежный друг, то подобный положительный опыт способен также помочь пациенту вернуть веру в других людей.